Саласпилс его убил

Почему почётный гость фестиваля Comedy Club Гарик Сукачёв наутро после мероприятия отправился… в детский концлагерь. Об этой поездке я узнала совершенно случайно через общих знакомых. Музыкант не собирался афишировать свои намерения. Разумеется, при встрече не спросить об этом Гарика Сукачёва я не могла. В результате вместо рассветов-закатов над Балтийским морем, безбашенного юмора и шумных вечеринок «Недели высокого юмора» мы обсуждали темы, от которых в 35-градусную жару бежал мороза по коже.

— Вы потрясли меня до глубины души. Как средь шумного бала могла возникнуть такая идея — поехать в концлагерь?

— Она совершенно не спонтанна. Долгие годы я хотел туда доехать, но всё не удавалось. Обычно же как: приезжаю к вам на один день, играю концерт и уезжаю. В прошлый раз я был тут с семьёй подольше, но с маленькой дочкой решил не идти: для малышей это слишком невыносимо. А тут фестиваль Comedy пригласил меня на целых четыре дня — так и появилась возможность попасть туда, куда хотел съездить с детства.

— Откуда у вас информация об этом лагере?

— Думаю, многие дети Советского Союза — во всяком случае, моего поколения — знают, что Саласпилс — это детский концлагерь смерти. Пионерами мы даже исполняли песню «Поющих гитар», которая так и называлась «Саласпилс» — очень печальная. У меня она до сих пор в голове… Там были такие слова о ребёнке: «Саласпилс его убил». Вот и меня он убил.

— Вас кто-то сопровождал в Саласпилс, рассказывал обо всём?

— Нет. Мы с семьёй друзей просто вызвали такси и поехали. И там никаких экскурсоводов не было. Это совершенно нетуристическое в нашем теперешнем понимании место. Информация о том, что там происходило, подана весьма скудно. Хотя шофёр такси вспоминал, что в детстве его туда возили с классом — это была обязательная поездка, в которой их сопровождал экскурсовод и всё подробно рассказывал.

— Помню, когда наш класс туда водили, мы все хором рыдали…

— Так оно и должно быть. В таких местах информация должна быть максимальной — люди должны это знать, прочувствовать и не забывать, чтобы такое никогда не повторялось.

Неужели в век электронных технологий нельзя было хотя бы какое-то электронное информационное табло поставить? Меня это очень удручило. Поначалу мне показалось, что нас вообще лишь четверо на весь огромный комплекс. Но через какое-то время встретили семью пожилых латышей с внуком лет 12. А когда уходили, увидели и компанию девчонок лет 15-16. И это замечательно, что туда приходит молодёжь.

— Какое у вас впечатление от увиденного?

— Очень тягостное. Это трудно передать словами. Просто ком в горле.

«Моя мама прошла концлагерь»

— Чем для вас стала эта поездка — неким внутренним очищением, настройкой?

— Вы сами очень точно ответили на свой вопрос. Для меня это, конечно, тесно связано с тем, что я представитель первого послевоенного поколения. Для моих сверстников это очень важная тема.

Я родился через 14 лет после того, как закончилась страшная война. Наши мамы и папы перенесли её на своих плечах. А моё окружение детства — дедушки, бабушки, соседи — непосредственные участники тех событий. Причём тогда они были моложе, чем я теперь.

К нам в школу приходили ветераны, рассказывали о событиях, которые были свежи в их памяти. Для меня это не замшелая история, а то, что связано лично с моей судьбой. Каким-то счастливым образом во мне это отношение сохранилось по сей день. И я постарался передать его сыну Саше, которому сейчас 29 лет.

— Каким образом?

— 9 Мая мы с ним всегда покупали цветы и ехали в Снегири. Это была последняя линия обороны перед Москвой, где шли страшные бои. Сейчас там прекрасный комплекс — мемориал солдатам Великой Отечественной, а также тем, кто погиб в Афганистане, Чечне и других войнах.

Так сложилось, что несколько лет у меня не получалось туда добраться, а в этом году снова туда попал. И ещё сильней ощутил важность для меня этого места. Там было много людей, особенно детей, которые, как когда-то мы с сыном, дарили цветы ветеранам.

Сейчас подрастает моя дочь Настя, и мы стараемся сделать всё, чтобы и для неё 9 Мая был не просто датой в календаре. Правда, в этом году не получилось: как раз 9 мая у её секции фигурного катания были показательные выступления. А я сел на мотоцикл и рванул.

— Мой дедушка, который воевал, не любил рассказывать о том, как это было: слишком больно. А ваши родные?

— Тоже не вдавались в подробности. Дело в том, что моя мама ребёнком была в концлагере, похожем на Саласпилсский. Тоже детском, но на территории Псковской области.

У неё была совершенно кинематографическая история, как она бежала оттуда со своей подругой. Они долго прятались по лесам и искали партизан, а когда нашли, пробыли в партизанском отряде до конца войны. После она была сапёром, разминировала минные поля.

Но пока я не стал взрослым, я этого всего не знал. Мама укладывала всю информацию об этих страшных годах в полтора-три слова. Ей тяжело было вспоминать.